− А какое отношение имеет Всевышний к какому-то Писанию?
Не только в живописи, но и в жизни статичность обуславливает накопление импульса стремительным переменам. Разница в небольшом: предполагать таковые или стать их очевидцем, а лучше непосредственным исполнителем.
− Что значит к какому-то? Что значит к какому-то? - захлебнулась возмущением фрей, сделавшись личиком белее кружев нарядного сюркотта.
− Покажите мне хоть страничку из-под ЕГО пера, − предложил Колин.
Его академическая уверенность в неисполнимости просьбы подстегнула исповедницу. По обыкновению ,,любительница раздергивать ткань на ниткиˮ, попытались прижучить унгрийца заученной цитаткой.
− Велика вина в невежестве вставших на стезю греха, но не перетянет она вины не свернувших с неё в час своего прозрения.
− Прозревают слепые, эсм.
− А вы кто? Слепец и есть!
− Разве?
− Отчего же тогда не видите пути спасения?
− Откуда и куда?
− Откуда и все мы! Человек начинает свой путь в храме приняв крещение в купели, позже приходит с печалями и радостями, и завершает жизненный круг, догорев перед Святым Ликом поминальной свечой.
ˮУ нее патологическое пристрастие воевать с ветряными мельницами. Подозреваю я ей замещаю такой ветряк,ˮ − уморила Колина ругачка с фрей. Тринитарий упрекнул бы его ,,не метать бисерˮ. Не метал бы без необходимости. - ˮЭти сидят... воды в рот набрали. Косятся, но молчат, будто кто наложил табу прекословить!ˮ
Память выстрелила подсказкой....
− ....Зачем же король присоветовал её во фрей?
− Дело не в том к кому приставить, а КОГО.
− Хочет подольше пользоваться серебром родни Арлем?
− Чего Моффет хочет, лучше не спрашивать и у него самого....
ˮ...И что с того? Если это секрет, то плохо скрываемый. Если не секрет, почему о нем упорно молчат?ˮ − Колин пристально посмотрел на смурного Латгарда. Ходячая лавка ответов, где не купить ни единого. Сколько не предложили, откажут.
ˮЧто за блажь у девчонки чуть чего заедается с парнем?ˮ − обдумывал канцлер очередной не спор, но грызню не к месту и не ко времени, устроенную Арлем. - ˮОн тоже хорош, нашел с кем связываться.ˮ
Навсегда останется неразрешимой загадкой способность человеческого мозга генерировать необходимые вопросы, выбраться из замкнутого круга поиска ответов. И в большинстве своем, а так оно и есть, не дать сам ответ, но ткнуть мордой в нужном направление!
ˮВот именно с кем! − Латгард удержался не забегать по комнате. Нашинковать Гусмара, взяв в компанию гранду, ребяческая выходка, по сравнению с охотой на фрей. Арлем аф Нокс это уже глубокий личный интерес и опека короля.
Попробуй кто остудить Старого Лиса, козырнув избитостью: ,,Истина как всегда, где-то посередине и остается только середину вымеритьˮ, тот ответил бы избитостью не меньшей: ,,Очень часто, чаще чем следует, истина лежит совсем − и не додумаешься − в другой плоскостиˮ.
Желание бегать, сметая преграды и роняя препятствия, вдохновляясь близостью отгадки, быстро улеглось. Теперь ему было с чем идти к королю. Моффет болезненно воспринимал неурядицы и неустроенности дочери единственного друга, которого сам же извел. Внешне все благопристойно, но закулисье.... Осталось ли на свете хоть пылинка святого?
− Эсм, ОН не слышит, тех, кто в храме, − убеждал Колин неуемную (или не умную) спорщицу. − Впрочем, тех, кто под открытым небом, тоже не особо жалует вниманием.
− Вы говорите вздор! - раскраснелась Арлем.
ˮБлажен, кто верует, − сочувствовал унгриец упертости исповедницы. − Или просто блажен, а вера не причем.ˮ
− Привести доказательства?
− А они у вас имеются?
− Рискнете принять, эсм?
− Не побоюсь. Его длань надо мной! - воспрянула духом Арлем. Нужно очень постараться понять и принять, уповая на кого-то, не приближаешь победу над невзгодами и испытаниями. Нет сил кроме собственных, одолеть их.
− Тогда, чья надо мной? - не унимался Колин, разочаровываясь выяснить что-либо полезного об исповеднице, которую терпеливо сносит Серебряный Двор. Даже несносная камер-юнгфер.
Гранда скостила унгрийцу препирательства с фрей за будущий поединок с Гусмаром. Соблюсти собственные интересы, Сатеник готова - теперь готова! на многое закрыть глаза. Унгрийца забавляет зубатиться с Арлем? Сколько угодно! Хоть целый день, с утра до ночи. Ходят сплетни о нем и Аранко? Так и про Старого Лиса шепчутся нелицеприятно. И о камер-юнгфер. И о камер-медхин. И о ней самой. Только мертвые окружены почтенным молчание, и то, потому что мертвы. Рассыпать пристойности нудность еще какая. С живыми иначе, всегда найдется что порассказать. Почему новику быть исключением? Он и не будет. Не одно так другое. Акли того гляди пришлет за ним коронера. Эту склизкую крысу Мэтлза. Круглоглазую, серую, скомканную, пахнущую сырым подвалом и плесенью. Впрочем, плевать и на бейлифа и его дворняг. Пусть лучше вынюхивают на рынках и разбираются с подвозом зерна. Не сегодня-завтра повторится Хлебный Бунт. Народ припомнит ему выпечку из муки пополам с белой глиной, от которой распухали лица и отнимались ноги. И сотни трупов, смердящих на улицах и гниющих в собственных домах. За бунт король спросит, не спустит. Трону беспорядки не к чему, весной воевать. В тылу должно быть сыто и спокойно, как в самом застоявшемся болоте. Но не слухи и сплетни вызывают беспокойство. Незавершенные переговоры с Исси. Их скоро продолжат. Унгрийца будут пугать и покупать. При неуступчивости всунут захудалый феод где-нибудь в Оше. Но думается, сойдутся на шатилии недалеко от Карлайра. Или сговорят на должность столичного мытаря. Когда ничего нет, порадуется и такому. Постараются, сойдутся назначением в королевские конюшенный, а то и зачислением в валеты на Золотое Подворье. Самый мизер пристроят виласом в Крак. Серебряно-черный очень подойдет к резаной морде нищеброда.