Дождь в полынной пустоши (СИ) - Страница 128

128

Не получилось одолеть порождение чудовища. Стропила и слеги в конюшне затрещали, медленно и обреченно проседая. Потом одномоментно ухнули, выплюнув во все стороны чудовищный жар. Огненный восход взметнулся к небесам, превращая ночь в день, прерывая и останавливая слаженную работу. Все что могло гореть горело. Охваченные пламенем человеческие фигуры недолго метались, распугивая остальных. Счастливчиков тушили, повалив на землю, накрывая рогожей и обсыпая песком. За других молились, отчаявшись вызволить из беды.

Желто-красная завируха пролетела по саду, уничтожая молодые яблоньки и сливы. Тоненькие стволы превратились в прах и пепел. Хозяйскому дому подкоптила стену, даром каменный. Дровяник постоялого двора, что по соседству с Бриссом, превратился в факел. Чудом не до тянулась до лекарни, но подожгла хозяйственные строения. Этим не кончилось. Уже второй волной, от бриссова подворья пошла-понеслась по округе настоящая огненная лиховерть. Добралась до жилища богатой вдовы Шойт и её ремесленной. Обратила в угли швальню - только-только мужики отстроились. Оттуда уже переметнулась хозяйничать в сукновальню Грюзза. Вполне возможно прорвалась бы за пределы Короткого Вала, но уперлась в каменные развалины монастыря павлиан.

Люди отступили, более не препятствуя огню. У многих дымилась одежда, сгорели волосы, пузырилась обожженная кожа.

Тягой сорвало крышу амбара и вытянуло пламя вверх. Через оконца, отдушины и двери, отгоняя последних смельчаков, высунуло языки жара. Кто успел, отскочил, убежал, уберегся. Кому-то не фарт. Обуглились куклами, завоняли паленым.

− Сгорит же...., − плакал Брисс не в силах отбить добычу у огня. - Сгорит..., − сипел сорванным голосом.

Его не слушали. Не свое. Жизнь за деньги не купишь. А он? Он еще себе наживет. Хлебцем торгует, лишний грош просит. Ныне сказывали три цены брал, живоглот!

Сердобольно и бестолково накрыли погорельца плащом. Хотя к чему он у такого пекла.

Брисс бессильно обмяк, осел, завалился на бок. Его подхватили, оттащили подальше, где спокойней, тише, прохладней.

− Лекаря кликните.

Послали за лекарем и заодно за хозяйским братом.

Почти под утро прискочил Ахен Брисс плохо одетый, в сопровождении преданных людей. Не секрет, не ладили родственники. Младший два раза в долговой яме сидел. Старшому задолжал, тот и не церемонился.

− Порядок должон быть, − воспитывал он меньшого. Теперь, стало быть, некому науке читать.

Растолкав столпившийся и гомонящий народ, Брисс склонился над братом.

− Что с ним? Прибило? Угорел? - спросил Ахен и получил в ответ.

− Сердце не выдержало.

− Почему здесь? В дом несите, − приказал он. Не оказия, не несчастье, так и порога никогда бы не переступил. А теперь командует. Как же, новый хозяин.

− Не от сердца то, − шепнул охранник. Венс человек опытный, знающий. Глаз острый на всякие мелочи.

ˮО чем ты?ˮ − встревожился Ахен.

− Кровь в ухе. Шилом ткнули, − произнес Венс так тихо, что еле расслышали.

Ахен кивнул − понял.

Своими догадками они ни с кем не поделились. Венсу ни к чему, а Ахену не зачем. Умер Трий Брисс, младшему в наследство вступать. А вызнают − убийство... Попробуй докажи, не ты подстроил. Все свидетели, не роднились они.

Кому горе великое, кому промысел ночной. Ускользнувшую в темноту фигуру успели - заприметили.

− Ну-ка..., − кликнул приятелей Коготь, устремляясь догонять. На пожарище глаз много, рискованно. И драбов набежало. А вот подальше, укромней, можно и спытать удачу. Наметанный глаз ночного грабителя, пусть на жертву и не долго смотрел, но выделил нужные детали. Одежка добрая, манеры не босяцкие, опять же сумка. Может чего с подворья утянул. А может лекаришка или кто из подмастерьев, а то и сам мастеровой. Быстро обернуться, еще кого с пожарища прихватить успеют.

Преследователей Колин приметил, не мудрено. По ухваткам не из лучших. Давно бы догнали, прижали и выпотрошили. Но эти медлили, выбирая место, потемней и поспокойней. Когда зарево до небес полгорода пройдешь, найти подходящий кут.

Унгриец забавы ради ускорил шаг, втянул голову в плечи, пригнулся. Жертва должна выглядеть жертвой, а не баротеро на прогулке.

Вместе с Колиным прибавила скорости и троица ночных.

− Уйдет! - побздехивали младшие товарищи Когтя. За главного он у них по возрасту, а не по заслугам. Десять лет каторги за одну единственную кражу авторитета не прибавят. Да и украл-то, смех одни, чашу из церкви. Велика удаль!

− Куда он денется, коли рты разевать не будете, - успокаивал Коготь дружков.

И действительно, жертва трусливо метнулась в проулок. Погоня возбужденно запыхтела. В другом конце прохода нет. Сами давеча обманулись.

− Я же говорил..., − нервничал каторжник. Перед делом всегда так. И ноги трясутся, и руки. И в кишках трусия. Под сердцем холодно, чисто лед приложили.

Троица убавила шаг, подготовиться, собраться, достать оружие.

Жалобный вскрик заставил погоню насторожиться.

− Вроде как баба, − распознал самый мелкий из приятелей, за что и носил кличку Вершок.

− Может переодетая была, − предположил третий. - Сказывают, балуются этим некоторые. Из богатых. К хахалям шастать.

− Да не. Баба побегит, ноги в разброс.

− Тогда чего?

− Чего? Оступился, да заблажил.

Чем ближе зев арки в проулок, тем медленней шаги. Вдруг засада?

− Втроем не уж-то не сладим?

− Ага. Сказывают такой в одиночку пятерых положил.

− Кто сказывал?

− Да, псари.

− Тогда чего убегал?

− А кто его знает. Хитрил.

128