Дождь в полынной пустоши (СИ) - Страница 27

Дрэго... Элек... Взгляд пропускает легко. Эти как бы за щитами от всего света.

Имени не вспомнил ...аф Мойн. Он со всеми, но поодаль. Он как все, но чуть выше. Самооценка? Самообман? Желание продаться дорого? После недолгих колебаний, Колин пришел к выводу - самооценка. И желание донести окружающим и себе в первую очередь, о личном превосходстве. В чем? Да, во всем. От сальных не мытых неухоженных косм, до сбитых каблуков сапог.

ˮТаких уже двое? Не многовато ли? Впрочем, кто из нас ангел?ˮ

Лучше не гадать. Не угадаешь.

Кэй аф Ур. Живот и щеки гарант блестящей карьеры? Как знать.

ˮВеселый малый,ˮ − поражен унгриец улыбкой новика. Так растягивать щеки устанут мышцы.

Кажется Джергори... Замечательное имя. Редкое... На этом пожалуй все. Ни маковой росинкой в довесок.

Тамас аф Дорсет. Не трудно запомнить. И причина понятна.

ˮЗлая собака,ˮ - распознал Колин старательно скрываемую от посторонних сущность энтурийца.

ˮНо ведь собака,ˮ − успокоил Тамас, не отрицая раскрытого ,,эгоˮ. − ˮНе волк.ˮ

ˮНо таки злая.ˮ

Баронет... та-та-та... Марюс? Человек, желающий дружить, но при этом избегающий честно смотреть в глаза, вызывает подозрительность.

Портьера колыхнулась и Колин (все же, о ком там спорят?) сбился. Сбился, на девочку. Видел её несколько раз на корабле, во время короткого, но неприятного плавания. Бедняжка буквально всплеснула руками, закрыться от него ладошками.

ˮПо крайней мере честноˮ − похвалил он землячку за детскую искренность.

Вико аф Бенс. В одежде зашнурован, в общении больше слушатель.

ˮВот кому позавидуешь,ˮ − честно сокрушался унгриец. Мимикрия − лучшая черта придворного. При любых раскладах в любимчиках. Или любимчиках любимчиков. Кто с одинаковой любезностью готовы подать и кружку с вином и ночной горшок вынести.

Улф.... Новик слишком близко, чувствовать запах его цветочной воды. Может ли подобное вызывать стойкую неприязнь? Может. Именно стойкую.

ˮЖаль, нет зеркала,ˮ − подумалось Колину. Но вглядываться в собственное отражение неблагодарное занятие. Как пить дать, увидишь несуществующее и проглядишь свойственное.

Опять в поле зрения девчонка.

ˮПрямо соринка в кривом глазу!ˮ

Старается не поддаваться страху.... Сжала кулачки не бояться, но опустила голову не видеть его.

ˮПожалуй, зеркало мне не к чему,ˮ − признал унгриец обоснованность страхов своей попутчицы.

Час потраченного времени не привнес в наблюдения Колина значимых открытий. То, что женская половина новиков его старательно игнорировала, открытием не назовешь. Уж кто-кто, а портовые шлюхи, видавшие и не таких ,,красавцевˮ, и те старались содрать с него лишнюю монетку. На фоне пустых взглядов и постных личиков, боязнь маленькой унгрийки сущий подарок.

Сквозняк дружно колыхнул пламя свечей и факелов, дрогнули и зашатались на стенах и мраморе тени. В зал кузнечиком выпрыгнул мажордом.

ˮНи герольдов, ни трубачей, ни барабанщиков...,ˮ − насторожило унгрийца начало представления.

Распорядитель отстукал церемониальным жезлом и отмахал символическим ключом каждый свой скок. Остановился в середине круга под люстрой, откуда нет-нет капал свечной воск. В пурпурной мантии мажордом походил на костер.

− Эсм! Саины! - призывной рык к вниманию, вспугнул воробья и летучих мышей. - Гранда Сатеник!

Два полукруга ожили и приосанились. Кто сумел, изобразил улыбку. Кто ,,держалˮ − подправили. И лишь толстушка Ализ улыбалась естественно и открыто. Радоваться новым встречам добрая привычка.

Брякнули оружием скары - охрана дворца. Быстрые и неуловимые, с обнаженными клинками, готовые к любым неожиданностям, они встали вдоль лестницы и заступили за спины гостей, предупредительно дыша в затылки.

Замелькали платья камер-юнгфер, камер-медхин..., маякнуло золото пуговиц пурпуэнов камер-кавалеров и броши на шапочках пажей.

ˮТеперь понятно,ˮ − обозревал Колин двор дочери Моффета Завоевателя. А понятно следующее, слишком незначительное количество гербов придано представительнице королевского дома. Эсм выпало спорное счастье выпестовать своих. Повелевая, награждая и наказывая.

Человеческий ледник, в холодном сиянии и сполохах жемчуга с праздничных одежд, сползал с лестничных вершин. Ступенька за ступенькой. Ступенька за ступенькой...

От торжественности момента унгрийца отвлекали неторжественные и неуместные мысли.

ˮТочно! Лужок! − вспоминал Колин. Не событие - атмосферу. − ˮПортовый бордель. Посетители выбирают дарительниц утех.ˮ

На первый взгляд вздорному сравнению, нашлось зрительное подтверждение. В бок почти упирался локоть зеленого* пурпуэна Улфа.

Короткая заминка и в живой коридор вплыло белое облако в золотых молниях шитья и вспенености кружев, в серебряном нимбе малой короны Эгля.

ˮОна уже нас не любитˮ, − уловил Колин настроение гранды. - ˮА что будет дальше?ˮ

А дальше.... Сатеник уверено спускалась по лестнице. Глядя на новиков, ее так и подмывало спросить.

− Надеюсь, среди вас нет чумных и холерных?

ˮИ что ответят?ˮ − гранда старательно прятала издевку в прищур глаз.

− А если у них вши? - смешок из-за спины, обозначить понимание испытываемых Сатеник чувств.

За грандой, в разноцветный шлейф, собиралось её сопровождение. По левую руку, на локоток позади, Лисэль аф Кирх, первая камер-юнгфер и родственница. Еще какая!

− Позволь твой батюшка, великий охотник распускать руки, большую волю, а я меньше стеснялась скудости волос на интересующем его месте, вполне возможно быть бы мне твоей матушкой, − злословила камер-юнгфер над обстоятельствами родства. Сатеник честно признавала, подобный исход устроил ее куда больше. Но младшая сестрица проявила себя расторопней Лисэль, оттеснив скромницу в королевские свояченицы.