Под зданием, в подвале, как и принято повсеместно, хранили запасы и дворцовую рухлядь, сажали под замок нерадивых. Среди обитателей упорно ходили слухи о неком карцере с приведением. Людей страшили не оковы, крысы и грязь, но бесплотный дух, добровольно составлявший компанию арестанту. Первый этаж традиционно отведен слугам и хозяйственным службам. Кухни, кладовые, складские, прачечная, людские и гостевые. Второй заселили придворные и приближенные гранды. Третий занимала владетельница дворца. Четвертый этаж чехарда и путаница помещений разного назначения. Библиотека, рукодельная, оружейная, фехтовальная, оранжерея. Особая гордость комната плетеной мебели. Имелась и малая алхимическая лаборатория, заброшенная и пыльная. Само собой архив - обиталище мышей и иной мелкой и мерзкой живности. В Зале Диковин коллекции грифонов и гарпий, картины и скульптуры, чучела птиц и утопленный в меду уродец.
Крыша здания - плоскость с малым уклоном и баттльментом*, в лихую годину укрываться, бить стрелами и сбрасывать на головы неприятеля тяжести. Заржавевшие неподвижные флюгера охраняют звезды и тишину. Упорядочено торчат трубы каминов, пускают в небо дым и тепло.
Чьими-то капризами дозорные башенки перестроены в ротонды, куда в летние дни поднимались отдохнуть, любоваться видами и отведать десерта. И ротонды, и виды, и десерт только для доверительных встреч с избранными. Есть своя прелесть в неспешной беседе, ярком солнце и стай голубей в высоте. Знатоки старины сказывают, отсюда, из-за баттльмента Серебряного Дворца, легендарная королева Уледа провожала мужа на долгую войну. Отсюда же уличенную в неверности королеву скинули вниз, чего понятно никто не помнил из лучших побуждений.
Вокруг дворца разбит парк, назначение которому, оградить Серебряный Двор от посторонних и праздных глаз. В посадках елей и пихт отсыпаны гравийные тропки, в их схождении установлены беседки. Парк неухожен и запущен. В давно высохшем прудике полно старых иголок. В дальнем краю торчат острые крыши конюшни, псарни и казармы. Парк обнесен крепким кованым забором, расчлененным кирпичными столбами с химерами на макушках. Для декорирования ограды высажен хмель и плющ. В светлой тоске осени листья на них желты и янтарны.
До прошедшей приснопамятной весны дворец пустовал лет сорок, но по велению короля передан в пользование дочери. Поговаривали в отместку за упрямство. Но Моффету ли пенять на родную кровь. Сам-то каков?
Колин обошел наружный периметр здания, а затем внутренний. Он не торопился и не очень прятался. Любителей выглядывать гуляющих по ночным крышам, один на тысячу. Во дворце народу в пределах трех сотен. Статистика в его пользу.
Ночь налилась фиолетовой спелостью, богато изукрасилась созвездиями. Месяц-лодочка, неутомимый путешественник, легко преодолевал пену облаков, держа курс на другой край небосклона. А снизу, из темной болотины города за ним следили и подмечали сотни и сотни желтых и хитрющих глаз-огней. Красиво. Особенно болотина.
Несомненно, праздношатание способно породить лирическую хандру, но не ради щемящей грусти, рискуя свернуть шею, поднимаются на крышу. Обход позволил Колину лучше ориентироваться и более-менее представлять расположение комнат и помещений на тех этажах, куда ход надолго воспрещен. Ему удалось отыскать и покои Латгарда, и балкон Сатеник. Для начала просто отлично!
Спустившись с крыши на шаткие перила (и тут поруха!), уселся, опершись на стену и подобрав ноги. Безмолвный и недвижимый, подобный хищнику, стерегущим в ночи добычу, он слушал голоса в комнатах гранды и одновременно наблюдал за канцлером, сочетая полезное с ... очень полезным.
− И как мне к тебе все-таки обращаться? Саин Кэйталин? - в голосе Сатеник смесь восхищения и иронии.
Колин припомнил девушку, удостоенную столь поздней аудиенции. Похожа на прикормленную рысь. В меру коготков, в меру игривости, в меру пушистости.
− Нет, эсм. Достаточно имени.
− Но по имени я зову только близких мне людей.
ˮСейчас купится,ˮ − взялся Колин комментировать разговор. Послушать его важно, но не менее значимо происходящее у Латгарда. Жаль нельзя к нему спуститься. Балкона нет, а на тонком молдинге и ближайших сандриках* окон расселись сонные голуби. Не плохой способ обезопасить себя от нежелательных или неожиданных вторжений.
− Не смею мечтать войти в их круг, − скромничает рыцарь в котте.
ˮТеперь поманят. Обычная практика.ˮ
− Ничего не возможного, − звучит как обещание. − Я хотела бы услышать твою историю.
ˮСразу не соглашайся.ˮ − это уже совет девушке.
− В ней нет ничего примечательного.
− Назовешь подобно тебе удостоенных рыцарского посвящения?
ˮПоднимай цену!ˮ
− Не могу припомнить, эсм.
− А я могу! Саин Кэйталин аф Илльз.
ˮТеперь можно,ˮ − мысленно командует Колин. Он уверен, девушка поступит соответствующе.
− Так сложились обстоятельства.
ˮСложились обстоятельства....ˮ
В памяти легко всплывает... Не лицо. Движения рук, тела, пластика. Танцы - может быть, но для бойца − плохо. Откровенно плохо.
ˮ ...или их сложили?ˮ − сомневается Колин в боевых достоинствах эсм и рыцаря.
− Подробности обстоятельств! − требует Сатеник, искренне заинтересованная в рассказе.
ˮСдавайся.ˮ
Кажется, он расслышал вздох. Ну-ну...
− Тот злополучный день не задался с самого утра....
ˮВот кого стоило послушать за ужином. Эпос, а не история.ˮ
... Латгард на минуту застыл над столом, определяя востребованость вещей. Шахматная доска с неоконченной партией. Письменный прибор: чернильница, песочница, два пучка перьев абсолютно одинаковых, но для чего-то разделенных. Книга, а под ней чистые листы. На книге, вожделенные свитки с записями....