− Пригласи-ка ты его в Веретенницу, − попросил с усмешкой Китц. - Мальца разумеется.
− А как же Хармс? Я уже с Шилом договорился.
− А чего мне с покойника? Завещание разве? - необычайно повеселел канальщик. - А Шило еще притгодиться.
Иагу Глинн битых два часа сидел за конторкой и всесторонне осмысливал, разложенную перед ним бумагу. Выкладки ему предоставил помощник. Продажи зерна последней недели в сухих цифрах. Количество проданного, выручка, с той суммы отчисления в казну и взносы в гильдию, оплата работникам. Цифры получались не меленькие. Хорошие цифры. Но вот последняя. Последняя вызывала прямо таки душевное томление и готовность преступить законы божьи и человеческие. Девятнадцать тысяч восемьсот девяносто четыре штивера, пять грошей и два полугроша. Такую сумму он должен отдать своему малознакомому компаньону.
− Господи... Господи..., − стенал Глинн. И, наверное, разрыдался бы от жалости и жадности. Не поступить непотребно помогала мысль об открывшейся в связи с кончиной Трийа Брисса вакансии главного снабженца армии короля. И она же, мысль то есть, удерживала от бесчестности. Глинн понимал, пытаться обмануть или еще как обмишулить знакомца, не глупость, но дурость, которая может закончиться весьма и весьма печально. Но стоило взглянуть на цифры... цифру и душа заходилась в спазмах скаредности. Так что не маячь перед ним приятность попасть в королевские поставщики фуража и продовольствие, поддался бы соблазну. Не сейчас, но завтра. Или послезавтра.
Колин отстраненно наблюдал дождь. Крупные капли бились и ползли вниз, полосуя стекло. Нежданный неуместный дождь. Кругом лежит снег, подморозило лужи и вдруг − на те вам! Последний привет осени. Не золотолистной красавицы, а хмурой сырой непогожести. Дождь тоже последний. Из темноты небес, из темноты прошлого. И чего больше? Дождя или темноты, из которой беспрестанно льет? И что там, в темноте? И в прошлом? Точно такой же дождь... Варсана адхи тикта сунья. Дождь над могилами.... И еще тонкие следы на холодном стекле. И стекло граница дождю. И пустота по обе стороны стекла.
− Я бы не назвал это селедкой, − хохотал Буюн, выпутывая из сети и протягивая Ховарду раскисшую в воде книжицу. - Очевидно сегодня на ужин только молитвы.
− Се.... сеф.... сефер, − сбиваясь, прочитал тот заглавие на обложке. - Са.... Ничего не разобрать!
− Так брось!
− Са...., − от слова почти ничего не осталось. Повозил пальцем, втирая грязь в буквенный оттиск. - В конце вроде эль проступило.
− Пусть будет вроде. Легче тебе? Давай сеть тянуть.
− Подожди...
− О! Книжник хренов выискался! За сеть берись.
− Успеем! - отмахнулся Ховард и продолжил попытки. - Маш... ха... машехит, малах...ха.... мавэт.
− Ха, да, ха. Другого не написано?
Ховард попробовал разлепить, и если удастся, прочесть текст на страницах. Не без стараний, но получилось. Разбухшие листы из кожи почти не пострадали, чего не скажешь о чернилах. Смыла морская вода. Не все. То тут, то там проступали буквицы или отдельные строки. Уцелела картинка. Некто обхватив задранное колено, сидел на камне у дороги.
− Ну и что там?
− Погоди ты, − отмахнулся Ховард, пробегая строку.
... И от всякого, кому дано много, много и потребуется. И кому много вверено, с того больше взыщут.
Далее читалось труднее, а местами и вовсе не понятно..
...И зап......но (запрещено? заповедано?) накрепко, быти камню от...ту (отняту?), хладной стали - даренной по не.....ю (неведенью? незнанию?), кости от ...ер...(?) - переданной по малодушию, см....ь (?) - в гневе отринутом, под...ом (?).
− Тогда пусть рыбы читают, − выбил Бурден книжицу из рук Ховарда.
Недавний улов плюхнулся в черную холодную волну.
− И что же он такое выдал, что наш тальгарец сделался белее снега? Надо очень постараться напугать Маммара аф Исси.
− Новику хватило одного слова.
− Я грешным делом подумал, он пообещал раскрыть секрет Жерара Тибо или вожделенную бретерам тайну удара Жарнака. А тут одно слово.
− Одно, но какое! Чиччиа.
− Откуда сопляку унгрийцу знать тальгарское словечко из обихода браво?
− А кто поручится что удалец из Унгрии?
− А что заставляет тебя думать иначе? Кроме знания жаргона?
− Только палач выберет в качестве оружия шнепфер. В Унгрии такое не приветствуется.
− Так это месть?
− О чем ты?
− Раз шнепфер. Месть и ничего другого.
Рикордер Гайд положил свиток на краешек стола. Затем толкнул, чтобы не упал. По-крестьянски вытер вспотевшие ладони о шоссы. Тер долго, словно хотел содрать кожу до крови, до боли. Прийти в чувства. Третьего дня...
ˮНет в четверг.... Да, в четверг на Аллозия... Или в пятницу? В пятницу...ˮ − никак не удавалось сосредоточиться Гайду. В сущности точная дата не важна. Не так важна, как сам разговор. И не весь, там пустая болтовня, а самая-самая концовка его. Две-три фразы...
В сердцах подхватив свиток, столь им оберегаемый от падения, рикордер зашвырнул его в угол. Проклятье! Тысяча проклятий!... Сто тысяч и тех мало!
...− Слышал собираетесь выдать дочь за муж? - продолжил беседу Гайд. Он много потрудился, многого добился, получил заслуженную награду от нового совета пфальца и был склонен к дружественному трепу.
ˮНе все же допросы чинить,ˮ − вдыхал он сладкий морозный воздух. Зима грозилась быть ранней и затяжной. Зиму он любил. Наверное потому что родился в декабре. Подарки, елки, Рождество - все, когда насыплет наметет белого снега под самую крышу, а в доме горят дрова, раскаляя решетку и коптя камин.