ˮЕще рисунок, будь он (и она!) не ладен!ˮ − не отчаяние, но вот-вот.
ˮЛучше бы что полезное. Карту золотоносных жил. Или формулу философского камня. И результат быстрый и все двери нараспашку. И награда согласно подвигу. И сюда же, до кучи; и фрей Арлем с её настораживающей целеустремленностью обличать греховность; и камер-юнгфер с намерениями освежить обстановку в спальне; и все-все-все!
ˮМозги закипят,ˮ − признал Колин малую результативность своих размышлений.
Так случалось не раз и знакомо многим. Нужно проделать долгий путь, осознать, необходимое под самым носом. Не зря же из всего ряда имен на особицу некто Глинн. Удачливый спекулянт зерном, презревший заповеди, не убоявшийся нажиться на чужой нужде и горе. Смелые люди всегда находка и войти с ними контакт, отыскать точки соприкосновения, потребуется хорошая идея. И не просто хорошая. Летать по небу аки птица, задумка достойная восхищения, но затратная и мало доходная. А оторвать толстый зад и сунуть голову в петлю, купца заставить только прибыль. И чем больше доход, тем покладистей торгаш. В данном случае торгаш зерном.
ˮХлеб наш насущный даждь нам днесь..., − растягивал и замедлял слова Колин. − Даждь нам... днесь.... Хлеба. И зрелищ.ˮ
Люди не меняются от веку, но почему бы не поменять подход к самим людям?
Близкому озарению помешали. Витиеватую мысль, готовую вырваться из лабиринта исканий, пресекли.
− Долго проживешь. Не икалось?
У единственного на всю улицу фонарного столба, вне круга света, унгрийца стерег Агесс.
ˮКажеться я в нем ошибался, − испытал легкую приязненность новик. − Он лучше, чем казался.ˮ
− Надо потолковать, − выждав приближение, скар встал в пол-оборота левым боком вперед и взялся за дирк.
Во всех схожих ситуациях, дуэлянты или персоны в таковые молвой причисленные, перво-наперво извлекали малое оружие - витл, анелас, шпринг, поигнард, пистин, квилон, дагу, а затем меч. Так повелось, такова традиция. В этом свой выпендреж, подчеркнутое пренебрежение противником, манерность человека благородного и опытного в смертельных схватках. Причем обязателен обратный хват. Либо не опасно атаковать навершием, попортить оппоненту личико синяком или ссадиной. Либо полосонуть и порезать одежду. Особым шиком считалось оставить метку на щеке, слегка закровив рану. Отдельные ловкачи умудрялись отхватить сопернику мочку или рассечь кончик носа. Ко всему такой хват гож быстро поставить блок и слить удар или отвести укол меча, если противник окажется проворен и достаточно искушен в ведении поединка. Кто придумал подобное, в чем оправданность порядка действий, вопрос для многочасовых обсуждений знатоков мечного двуручного боя. Но традиции на, то и традиции, соблюдать и не задаваться праздными вопросами.
Дирк только покинул ножны, но Колин резко отшагнул назад. Разрыв дистанции с одновременным ударом ноги в навершие. Будто бы собирался вбить оружие нападавшего обратно на место. Будто бы и получилось. Клинок вошел в подреберье, в печень, попутно перерезав воротную и нижнюю полую вены. Скар замер, согнулся и бухнулся на колени.
− Стоило морозить сопли, что бы вот так, сходу, капитулировать?
Колин присел рядом с раненым. Схватил за волосы и запрокинул Агессу голову. Разгорячено зашептал, касаясь губами уха.
− Знаю, больно. Еще как больно. Но послушай меня.... Послушай! Лезвие запирает кровоток, но кровь все равно вытекает в брюшину. Пять-шесть минут.... Слышишь? Пять-шесть минут и умрешь. Лекарь бы попробовал влить кипящего масла или просунуть раскаленный прут сжечь дыру. Не поможет! Загнешься еще быстрее. Так что... пять минут и все! Все! Но я вот... рядом. Руку протяни, − Колин захлебывался холодным воздухом с легкой взвесью ночного снега. Ощущение морозца пьянило лучше всякого вина. − Можешь попытаться выдернуть и ударить меня. В сердце. В шею. В шею будет неплохо! Или располосуй глотку. От уха до уха, чтобы в разрез язык вывалился.... Но тогда умрешь. Через тридцать ударов сердца. Тридцать ударов! Ну, что Агесс? Попробуешь? Ты слышишь меня? Агесс?
Скар затаился, по-детски всхлипывал и шептал трясущимися губами. Неужто молитву?
ˮЯ его перехвалил,ˮ − разочаровался Колин и отпустил поверженного противника.
Агесс, со стоном, тяжело завалился на бок. Вцепившись в рукоять двумя руками, скрючился в луже.
Унгриец с сожалением вздохнул.
− Некоторые советуют прокрутить нож, расширить рану. Но обойдемся без милосердного варварства, поскольку ты выбрал подыхать долго. Цивилизованность делает людей мягкотелыми. Я не прав?
Колин перевернул умирающего на спину и придавил дирк, пачкая сапог в кровь. Агесс заелозил ногами от боли и жалобно завыл.
− Уууууу....
− ...Но в определенном смысле тебе повезло. Не стар и старость не твой удел. Не болен. Железо в брюхе трудно назвать болезнью. Не истощен. Голода избежал. А поговаривают, грядут тяжелые времена. Прилично одет. Не скажут, что на закате дней бедствовал и нуждался. Наверняка о тебе будут помнить товарищи. Боюсь предсказать сколь долго, но определенное время. Неделю или больше. Возможно, но не уверен, по тебе будет горевать и убиваться женщина, которую ты любил или страстно убеждал в любви.... Гм.... Или склонял к ней. Обман из благих побуждений простителен. Ты хотел сделать её счастливой. Так что предстанешь перед всевышним с чистым сердцем и..., − Колин нагнулся видеть отчаяние в глазах скара, - и чистой душой. Там любят тех, кто отказывается от верного шанса не все, но что-то изменить в своем будущем...
В зрачках умирающего замутился и поблек отражаемый свет фонаря. Агесс затих, не отпустив дирка.