По счастью жизнь летучего чудовища оказалась не столь длинна, окончательно свихнутся столице от страха. Поднявшись вровень с колокольней одной из церквей, адский посланник ярко вспыхнул и почти мгновенно сгорел, пустив по ветру легкий пепел и обронив на землю косточки реек.
Пока плачущий огнем летун сеял на столичных улицах панику, Колин укрылся от ветра и лишнего света ближайшего фонаря и выжидал. Он вполне мог сойти за столичного баротеро, занятого обычным своим ремеслом. Разбоем. Вот только место выбрал крайне неудачно. Мало того квартал опекали канальщики, т.е. фактически вотчина Оуфа Китца, так еще рядом буйствовал весельем шинок. Темные тени волокли в конюшню или в подвал, пищащих от выпитого шлюшек. Полно прохожих и невзрачных личностей, каждого прохожего оценивающих. Символизируя торжество порядка и закона, вверх и вниз по улице, таскались драбы. Приостанавливаясь у шинка, переговорили и двигали дальше, оглядываясь на каждом шаге. Факела, озарявший им путь во тьме, уползали в ночь.
Из ,,Цапли и Лягушкиˮ, грохнув дверью о стену, вывалила четверка. Крепенько навеселе, на ногах держались уверенно. Свободные от дум о куске дня завтрашнего.
− Чего ушли? Время какое?
Законный вопрос. Ночь на самом пике, а порученной работе не подошел срок.
− До Бэкха прогуляемся.
− Сказано утром наведаться, − взывает самый трезвый или самый исполнительный.
− Разбудить боишься?
− Гы-гы-гы! Ку-ка-ре-ку!
− Гы-гы-гы! Вставай, дружок!
− Гы-гы-гы! У дружка!
− Гы-гы-гы! Может он лохматую шевелит?
− Гы-гы-гы! В дупло заглядывает!
− Гы-гы-гы! И мы ему заглянем!
Под неудержимый гогот, канальщики - вообще веселые парни, двинулись по улице, в сторону Колина. Он выждал когда компания подойдет достаточно близко, заступить путь.
− О! А говорят дураки перевелись! Мозги заморозил болезный? Или совсем их нет, под ноги людям бросаешься! − радостно заржал один из четверки.
− Иди, − мах, указать дорогу. − Мы сегодня добрые,
Махнул и Колин. Нож с мерзким чваком впился под кадык. Раненый засипел, выдернул оружие из раны. Закашлялся, заплевался кровью, повалился оземь собирая грязюку.
Остальные не растерялись, и действовали привычно и слажено. Скупой шелест извлекаемой стали.
− Ты покойник, придурок, − пригрозили Колину.
Угрозы раны не наносят. Наносит сталь! Сотрясать воздух словесами не отведено времени. События быстры и фатальны.
На раз.... Мерзкий хруст перерубленных шейных позвонков и фонтан крови. С длинным протягом шнепфер прошел вверх. Разрубил гортань, нижнюю челюсть и кадык.
На два... Колющий в лицо. Сдирая нёбо, сталь вошла в глотку. Выход вбок, разрезав щеку.
На три... Удар раскромсал кисть. Меч упал вместе с четырьмя обрубками пальцев.
− За Дрэго аф Гарая, − объявил Колин и отработанным, поставленным пинком снес последнего противника к фонарю. Хрустнули ребра.
Унгриец привычно резко взмахнул шнепфером, стряхивая кровь и давая раненому время отдышаться.
− О ком ты? − выдавил из себя канальщик. Он еще только осознавал что бой закончен.
− Да, так. Не о ком, − Колин протянул раненому платок. - Перетяни.
Сердобольный какой....
Повидавшего многое и не страдавшего сантиментами бандита, замутило. Победитель сновровисто, одного за другим, скальпировал его приятелей. Ринго был еще жив, трепыхался и мычал, когда с него сдирали кожу. Живодер не смутился. Прикончить не замарался.
Канальщик следил, ничего не предпринимая. Звука лишнего не издал. Да и что он собственно мог? Однорукий и раненный? Вчетвером не сподобились, сейчас-то чего дергаться? Дать повод скорее себя прикончить? Что бы потом, вот так же, черепушку ободрал?
Закончив сбор трофеев, Колин раскромсал реквизированный плащ, завернуть ночную добычу.
− Поправляйся, − пожелал унгриец затаившемуся канальщику, и пошутил, будто со старым приятелем. - И не лежи долго на земле, простудишься.
Раненный стиснул зубы. Стучат от страха, что армейский барабан атаку. Поборол искушение послать шутника подальше. Ненависть достойное чувство, но жить хотелось.
Всхлипнул и обмяк Ринго, отходя в лучший мир. Ему и на этом жилось неплохо. Но вот кто же знал, что так сложиться.
ˮОтомщу!ˮ − пообещал канальщик и заткнул обещанием глотку не заскулить. Душегуб присел потрепать его за космы.
− Надо же! Рыжий! - восхитился он шевелюрой полумертвого от страха канальщика.
В груди не сердце раскисшая глина, не душа − грязная лужа...
Виффер потребовал глупость - объяснений очевидному.
− Что это?
− Правосудие. Прошлый раз я ошибся.
− Ошибся? - возмутился Ллей чинимому унгрийцем беспределу.
− С кем не бывает, − легкое недоумение, способно привести в бешенство и статую святого.
− А в этот раз?
− Может и в этот, − не стал отрицать Колин возможность повторной ошибки.
− Будь моя воля...
− А уж будь моя, − попрощался он с рассерженным виффером, оставив последнего ругаться и скорготать зубами.
В коридоре, у дверей комнаты, Колина поджидала Нумия.
− Случилось чего?
− Нет, саин.
Он открыл дверь и впустил прислугу. Любые вопросы, не только семейные, следует решать подальше от сторонних ушей и глаз.
− Ну и...
− У меня полтора года не было мужчины, − запросто призналась Нумия. - Это мешает.
Она не добивалась его согласия. Подобрала подол, прижала подбородкам, освободить руки снять с себя панти.
Люди прячутся за чувства, не признавая инстинктов. Но непризнание не означает их отмены. Вмененные природой обязательства, человеку не отменить.