Действительность, не ошеломляющая, но отрезвляющая. Вроде кружки холоднющей воды. Не пить. За шиворот.
Изумительное хлопанье ресницами и неповторимый изгиб бровей. Полуоткрытый ротик и растерянность, беспомощность, незащищенность, отчаяние.
− Господи...
− Он самый..., − Колин припомнил некогда доверительно сказанное фрей в узком кругу своих не в меру разговорчивых подруг. − Не совершенен, значит, порочен.
Послесловием к стычке с исповедницей, закончившейся столь неромантично, унгрийцу неожиданно увиделась заманчивая возможность упрочить свое положение.
ˮКому доверяешь свои мысли, кого подпускаешь к своему сердцу, рано или поздно возьмется решать за вас о благом и дурном. Обставит вашу жизнь вешками правил и всевозможными табу, приучит к мелодии, под которую будете маршировать, спать, где укажут и есть, что дадут. Лизать левую руку и бояться правой*, − думал Колин об Арлем и гранде, складывая занятный и многообещающий пазл. - Такой человек для одних вреден. Для других весьма полезен. Апории Зенона. Где-то я уже этим хвалился?ˮ
Непредвиденные и неожиданные встречи в такую рань, способны выбить из колеи. Но не настолько, отменить дела запланированные и приятные.
− Вставай, засоня, − Колин тихонько потянул с девочки одолженный вечером плащ.
− Я не сплю, − проворчала Янамари, не желая расставаться с покрывалом. - Мне тепленько-тепленько.
Не стал торопить. Ей спешить некуда, а он переживет потерю пяти минут. Да и заспанная мордашка выглядела уморительно.
Девочка повозилась и со вздохом, не открывая глаз (не открываются они!), села на кровати. По-воробьиному нахохлилась, кутаясь в плащ с головой. Странно, что избитая непогодой и временем скорее тряпка, чем одежда, в состояние согреть.
− Еще немножечко, − попыталась повалиться Янамари.
− Как хочешь. Обед подождет, − произнес Колин, не повторяя попытки растормошить сонную девочку.
В ответ живот Янамари предупредительно уркнул. Самый сладкий сон не заменит самого пресного пирога.
Она приоткрыла веки, поглядеть вокруг. Пошмыгала носом. Ни на глаз, ни на нюх никакой еды!
− Сначала умыться, эсм. Лицо, руки. Все как полагается.
Девочка удивленно хлопнула длинными ресницами. Как? Как он её назвал?
− А можно потом?
− Нельзя.
− У меня..., − хотела признаться она, но увидела выставленные на табурет таз и кувшин.
− Все давно готово.
Янамари соскользнула с кровати, и обреченно поплелась умываться. Зачем-то заглянула в кувшин.
− Холодная, наверное, − передернуло девочку от мысли о стылой воды. Она даже дыхнула, проверить, идет ли пар изо рта. Идет. В комнате прохладно. А от воды будет еще холодней.
Колин поднял кувшин, приглашая подставить ладошки.
− Эсм...
Обращение действовало лучше всяких уговоров и понуканий. Янамари храбро сложила черпачок из пальцев. Поджав губы не ойкать от холода, старательно смыла с рук остатки грушевой гнили, тщательно повозила щеки и лоб. По-мужски фыркнула, разбрызгивая воду по сторонам и на себя.
− А где полотенце? - стряхивала девочку воду в поисках вытереться.
Пригодился один из платков, купленных на Блохах. Колин рассмотрел побуревшую от грязи ткань. Не помешало бы сводить юную эсм в мыльню, ну тут уж скандал обеспечен.
− Теперь можно за стол! - позволил он.
− А молиться? - с настороженностью спросила Янамари.
Унгриец пожал плечами. Не вижу необходимости. Девочка облегченно вздохнула. Есть хотелось сильней, чем рассыпаться в благодарностях Всевышнему, за хлеб насущный. Хлеб вкусней молитвы.
− Мэлль! - позвал Колин.
За дверью услышали. Закутанная в плат пирожница внесла в комнату большую тарелку, накрытую сверху миской, и кружку парящего молока.
− Ну-ка, − перехватил Колин блюдо, накрыв своей ладонью горячущую ладонь девушки. Лицо Мэлль от волнения отобразило попеременно все краски радуги.
− Саин, − произнесла она одними губами. Мольба, пожелание, слабое сопротивление... Все сразу.
Девочка затаилась. На тарелке, горкой лежали... лежало... что-то поджаристое, блестящее от масла и вкусно-вкусно пахнущее, отчего во рту полно слюны. Она вцепились в край столешницы. Хотела зажмуриться, не сон ли. Не спит ли она?
− А как называются? - не решилась она приняться за еду.
− Фаршированные блины.
− Фаншированные..., − не весело произнесла Янамари и опустила голову. Почти уперлась лбом, обиженно шмыгая носом, готовая разреветься.
− Тебе не нравится?
− Очень нравиться. Они вкусные..., − подняла девочка скуксившееся личико. Слезинка не удержалась на ресничке и быстро скользнула по бледной щеке.
− Тогда ешь.
− А ты не будешь меня больно трогать? − Янамари показала себе на грудь. − Вот здесь. Как Фабриус?
− Нет, − несколько оторопел Колин.
− И приставать снять панти?
− Не буду, − глухо произнес унгриец. Сейчас Колин походил, на волка, готового вцепиться в глотку.
Девочка сдерживалась из последних сил, не потянутся к манящим видом и духом блинам.
− И не будешь просить задирать платье?
− Мне незачем это делать.
Янамари облегчено вздохнула и посветлела.
− Тогда побудь моим пʼров. Или если хочешь братом.... Пожалуйста.
− Договорились. Я буду и тем и тем. А теперь ешь.
− А с чем он? - взяла Янамари первый блинный скаток, прицеливаясь в какой бок укусить. Пока решалась слизнула жирную масляную каплю.
− Не знаю. Ешь и увидишь.
− Ф мяфом, − произнесла девочка, энергично нажевывая набитым ртом.
Колин пододвинул молоко. Янамари покосилась на кружку, но не взяла пить, а продолжала поглощать блины всухомятку. Не доев, выбирала следующий.